Охотничья байка №3 от delta

Этот рассказ был опубликован в журнале "Охота и охотничье хозяйство" №11 за 2011 год

dcefdbdb7a.jpg

Светлой памяти Александра
Ивановича Исаева посвящается

МОРЯНА -52

От самого устья Кумы до Кизляра на юг и до Гурьева на восток… в тихую погоду … видны неисчислимые стаи дичи. Но стоит подуть с моря крепкому ветру – моряне, как вся масса птицы, сбитая поднявшимся волнением, летит в плавни, протоки и заводи, местами на десятки километров заросшие камышами.
В сильные моряны, когда вода огромным валом устремляется в черни, не раз гибло много охотников, выехавших сюда на охоту за гусями.

В. В. Рябов « Охота по перу»

1. Александр Иванович.

В пятидесятые годы закончившегося века Саша слыл на посёлке Свободном охотником азартным и добычливым. Наверно, поэтому, где-то в середине ноября 1952 года обратился к нему сосед - приятель и, тоже неслабый охотник, Иван. И рассказал, что компания офицеров, с которыми он недавно познакомился, имея доступ к казённому грузовику, хочет съездить на пару дней под Лагань пострелять птицу. Сам Иван будет у них проводником и егерем, и в этом качестве хочет пригласить с собой Александра. Подстраховаться, так сказать. А то кто их знает, этих вояк, какие они снайперы? Бывают охотнички, что, за пьянкой, и всей бригадой на котёл не добудут! И Сашка, стрелявший без промаха даже в темноте, был бы очень кстати. С бригадиром военных охотников, майором Виктором, на этот счёт договорённость есть. Слушал Саша эти песни, и душа его рвалась пополам. Конечно, бесплатно съездить на море – это, как подарок. И время было подходящее – северный гусь, по рассказам, уже появился. Но он уже твёрдо пообещал жене именно в это воскресенье закончить водопровод, и даже взял, ради этого, отгул на субботу. Мороз мог сковать землю в любую ночь и отодвинуть мечты о воде в доме до весны. Да, и, по правде, не нравились ему охоты в больших и незнакомых компаниях. И отказал Саша соседу, хотя только Бог ведает, чего это ему стоило. В субботу утром он со щемящим сердцем наблюдал, как в их переулок сдал задом видавший виды ЗИС с самодельным, аккуратно пошитым тентом. И как сбитые мужики в бушлатах, выпрыгнувшие из кузова, словно черти из коробка, мигом загрузили под тент Иванов кулас, рюкзак, сундучок с патронами, котёл и ружьё. Виктор оказался подтянутым рослым блондином лет сорока с каменным выражением лица. Он вылез из кабины размять ноги перед дальней дорогой, и молча, наблюдал за погрузкой. Потом бушлаты исчезли под тентом, Иван, как и положено проводнику, уселся в кабине между водителем и майором. Грузовик укатил. А Саша занялся водопроводом, да так и прокопался дотемна. Благо, день выдался погожий и почти безветренный – еле дышавшая с обеда морянка хотя и раздулась к вечеру, но несильно. Перезаревала, как говорили наши деды, то есть не стихла на заре. И оставили нам примету: ветер, передувший зарю, непременно усилится.
С вечера ему не спалось. Мыслями он был в пути с уехавшей бригадой. По правому берегу Волги и Бахтемира через Троицкое , Лесное и Джалыково они проедут живописную область ильменей, и, проехав Лагань повернут на восток, пока не упрутся в стену камыша, отгораживающую море от суши. Найдут ли ерик, ведущий в култук? Должны найти - Иван своё дело знает! Отыщут нужную жилку и загонят возле неё ЗИС в камыши. Потом укатают колёсами небольшую площадку, разложат по земле привезённые доски и загонят машину на них - чтобы колёса не проседали во влажный суглинок . А , затем, спустят куласы на воду, выйдут в култук, и начнут охотиться, если будет на кого! Места там, на дичь богатые…
Засыпая, Саша слышал, как шевелит ставнями раздувшаяся в ночи моряна, и решил, в пику уехавшим, смотаться на утрянку до крохотного ближайшего ильменя. А водопровод подождёт полдня – на моряне морозов не бывает!
Охотники, как и пьяницы, необычайно тверды в исполнении намеченного. Решено – сделано! Поэтому, задолго до рассвета, он с верной ижевкой за спиной ехал на велосипеде к заветной култубажине. Ветер был попутный и сильный, так что крутить педали было почти не нужно.
Утрянка началась затемно и была необычно щёдрой – разгулявшийся за ночь ветер стронул птицу с больших ильменей, и она валом валила в мелкие лужи. Привыкший добывать на этом месте дичи на котёл, Саша с рассветом увешал руль и багажник велосипеда вязанками уток и засобирался домой. И только тогда до него дошло, какой силы достигла моряна – попытки ехать на велосипеде против ветра оказалась безуспешными. Плотный влажный воздух выжимал из глаз слёзы, мешал дышать и двигаться вперёд. Он повёл велосипед пешком, а точнее, стал толкать его, пряча лицо от ветра. А мысли невольно возвращались к соседу и его спутникам.
Он понимал, что случится теперь в северо-западном углу Каспия, отгороженном от моря хвостом Волго-Каспийского канала. Моряна выдавит всю воду, изливаемую Волгой, в этот тесный и мелкий залив. Нагонная волна достигнет берега, и, просачиваясь через камыш, двинется дальше, на север и запад, подбираясь к грузовику и заливая степь. Теперь для Ивана и его компаньонов главное – прекратить охоту и быстро собраться у машины! Покидать снаряжение в кузов и рвануть на северо-запад, пока машина в состоянии двигаться, а вода не залила сухие ильмени и ерики, сделав степь непроходимой. Спасение охотников зависело от того, как скоро они заметят неладное и соберутся вместе. А вот с этим, как понимал Саша, будут проблемы. Лучшие охоты по перу бывают в сильные моряны, и человеку, захваченному азартом непрерывной стрельбы, некогда наблюдать за уровнем воды. Да и не просто, находясь в лодке, заметить изменение этого уровня – кулас поднимается вместе с водой. А с тем, чтобы быстро собраться всем вместе – просто беда! Это в облавных охотах на зверя, человек, расставлявший стрелков, знает, где находится каждый номер. Коллективная охота по перу – это всего лишь совместная поездка, закуска – выпивка, да ночлег. А место для стрельбы каждый выбирает по собственному разумению - подальше друг от друга. Саша прикидывал шансы бригады так и эдак, пока не решил для себя всё окончательно: спохватятся вовремя – вернутся сегодня же. А не вернутся сегодня – быть беде. Не любивший пьянства на охоте, Саша, в данном случае горячо желал, чтобы товарищи офицеры с вечера крепко поддали и проспали утрянку. Тогда сегодня утром все окажутся в сборе, а первый, кто проснётся и обнаружит воду под колёсами машин, поднимет тревогу.
Только после обеда закончил он щипать, палить и потрошить добычу. Так было заведено – жена вступала с дело, когда птица была полностью разделана. И всё это время прислушивался сквозь завывание моряны – не приедет ли машина? Но лишь ураганной силы ветер продолжал сотрясать посёлок. Так прошёл выходной - с дичью, с недоделанным , в который уж раз, водопроводом и в тревоге за соседа и его попутчиков.
У астраханских рыбаков и охотников есть поверье – сильная моряна дует три дня. Если не стихнет на третий, будет дуть шесть, не стихнет через шесть, будет дуть девять дней. Саша этому верил, но зарёванную жену соседа, Валентину, приходившую за советом и утешением, в детали своих прогнозов не посвящал. На работе прислушивался к сплетням о необычайном бедствии на море и ждал. Во вторник утром в курилке шептались , что отменены поезда из Астрахани на Кизляр. То, что пострадала железная дорога, проходящая в десятках километров от моря, было непостижимо, и почти лишало его надежд на благополучное возвращение соседа.
В подтверждение приметы, моряна затихла во вторник вечером, принеся, напоследок, небольшой дождь. Ночью Саша выходил пару раз на двор. Небо вызвездило. При задувавшем северном ветре накатывался мороз, и не малый. Было ясно, что ждать вестей с юга остаётся недолго. И они пришли, да ещё какие! В четверг, вернувшись с работы, он был посрамлён и обрадован одновремённо, найдя в запертой двери записку жены со словами: “Я у соседей. Иван вернулся» Надо ли говорить, что Саша развернулся, где стоял, и поторопился к соседу?
Разрумянившаяся Валентина выпорхнула навстречу ему в сени и провела в дом. За столом, ещё сохранявшим к Сашиному приходу часть первоначальных щедрот, сидел виновник торжества в окружении родных и близких. После бани, в свежей фланелевой рубахе на исхудавшем теле, Иван был, безусловно, жив, но выглядел страшновато. Белки воспалённых глаз налились кровью. Ввалившиеся щёки обтянула заветренная шелушащаяся кожа. Конечно, он был рад приятелю, но улыбался криво – мешали потрескавшиеся губы. Выпили, закусили. И ещё раз выпили и закусили. Если верно, что короля делает окружение, в тот вечер сосед был им. Всё внимание домочадцев было отдано ему. Необычность происходящего подчёркивали сигареты. Он всегда курил «Памир», но тут перед ним лежала пачка сигарет «Друг», самых дорогих в поселковом магазине. Неслыханная роскошь! Лишенный внимания, полагающегося гостю, Саша всё никак не мог расспросить хозяина о происшедшем. А, кроме того, казалось, что Иван сознательно уходит от серьёзных разговоров.
- Не хочет пугать жену – догадался Саша и оставил свои вопросы на потом. Застолье продолжалось, и, наконец, Саша выяснил, что Иван вернулся в Астрахань вместе водителем ЗИСа. Судьба Виктора и трёх других офицеров ему неизвестна. И только когда мужчины выбрались в сени покурить, Саша узнал всё.
(Продолжение следует)

2. Иван Иванович

- Нет, Сашок, когда выходили на утрянку в воскресенье, моряна, уже раздулась, но подъёма воды я не заметил.. А , заметил бы, так никакой охоты и не было - отвечал хозяин на главный Сашин вопрос, пока усаживались в холодных сенях, накидывая на плечи телогрейки и закуривая душистые сигареты . А потом рассказал всё по порядку.
Ерик, ведущий в култук, он нашёл сразу. Помог ориентир – две низкорослых ивы, растущие против нужного места. К трём часам дня они успели загнать машину на доски, выгрузить куласы и пообедать с дороги. Ивановы компаньоны, впервые оказавшиеся в этом месте, сгорали от нетерпения – манил загадочный ерик, с лёгким изгибом уходивший на восток, сквозь тростниковую крепь. А потому, наскоро перекусив, разобрали куласы и двинулись в сторону култука, до которого было с пол - километра. Он встретил их рябью на воде от легкой моряны, и стаями непуганых кашкалдаков, полторы дюжины которых полегли под залпами, гарантировав вечернюю шурпу. Когда улеглась горячка первых выстрелов, стали осматриваться.
Култук в этом месте был метров ста ширины. Уходя влево, на север, он делался узким и заканчивался укромным плёсом. Направо залив расширялся и в километре от них открывался в море. Камышовая коса, образующая противоположную сторону, смотрелась в лучах заходящего солнца жёлто – оранжевой сужающейся к югу полосой. Сверху её оттеняло небо, тёмное от наползавших с юго-востока туч, а снизу - чёрная от ряби вода. В бинокль Иван разглядел там, где сходились култук и море, громадный птичий базар. Он жил своей беспокойной жизнью: в разных местах его поднимались в воздух стаи, и тёмными косами тянули над водой навстречу ветру, постепенно смещаясь ко входу в култук. Бинокль пошёл по рукам, и скоро волнующей картиной насладились все.
- Усилится ветер – вся птица будет здесь!- высказался, как всегда, немногословный Виктор, пряча бинокль в футляр, и подводя итог их разведке. У Ивана, обещавшего компании, что привезёт их туда, где дичь будет, с души свалился камень, лежавший там с самого утра.
Решили не тратить время на вечерянку – облака уже почти закрыли солнце, да и ветер был слабоват. Короче, всем не терпелось отведать свежей кашкалдачатины. А, потому, посмотрели ещё раз на базар, и двинулись назад. Иван, уже присмотревшийся к попутчикам, сделал вывод, что стреляют они лучше, чем ходят на куласах. Однако, протолкавшись до култука и обратно, никто не искупался - и на том спасибо!
В лагере их встретил остававшийся водитель, который охотником не был. Однако, без них, он успел сделать всё, что нужно. Федя – так звали шофёра - вскипятил чай, перелил его в армейский термос, а также наполнил фляжки, начистил картошку, лук и морковь, с помощью длинной переноски и запасного аккумулятора наладил свет на месте будущего ужина, и оборудовал в свободном теперь кузове место для ночлега всей компании. Из чего Иван понял, что такие поездки были ему не внове. Белобрысый крепыш пришёлся Ивану по душе своей расторопностью и общительностью.

…Кашкалдаки варятся сорок пять минут, быстрее любой другой дичи. Пока Иван варил шурпу, товарищи офицеры соорудили стол из двух куласов, уложенных вверх днищем друг на друга, застелили его клеёнкой, поколдовали с холодными закусками и открыли водку. Не дожидаясь горячего, пропустили по первой рюмке. Ивану, занятому нанесением последних штрихов - заправкой специй, и приготовлением особого охотничьего соуса -«мурцовки» поднесли изрядного размера стопку и бутерброд с копченой колбасой. И вскоре вся компания уже сидела вокруг импровизированного стола. По астраханскому охотничьему обычаю, вначале из котла в большую миску было извлечено мясо. Иван, по ходу, ответил любопытствующим, из чего готовится мурцовка: соль, уксус, много толченого чеснока, чёрный перец , а также, утиный супчик с жирком, собранным сверху. И ужин начался.
Нельзя сказать, что водка лилась рекой. Офицеры употребляли крепко, но в меру. И уписывали кашкалдачатину, макая её, предварительно, в миску с соусом. Насытившись нежным мясом, наливали, каждый себе, подостывший супчик. Теперь хлебали не спеша, нахваливая кашевара.

Но что - то в той вечеринке было не так. И шурпа удалась на славу. И стопок с водкой было осушено достаточно. Но, то блаженное чувство, знакомое каждому охотнику на Руси, когда отлетают все волнения и заботы остального мира, не относящегося к охоте, так и не наступало. Вначале Иван грешил на то, что он в этой бригаде первый раз. Это было похоже на правду - покончив с едой и выпив чаю, компаньоны закурили и стали вспоминать об охотах, происходивших на Дальнем Востоке, откуда перевели их часть. Иван слушал эти обычные охотничьи байки и помалкивал. Водитель, почувствовавший эту его выключенность из общего разговора, попытался увлечь его какими - то расспросами, называя смешно «дядя Ваня». Но и с ним разговор не заладился, ибо, Иван, наконец, осознал, что мешало ему в тот вечер. Морянка перезаревала, и, похоже, даже немного раздулась.
И когда разговор в компании ненадолго умолкал, становилось слышно, как размеренно и угрюмо шуршит в ночи камыш.

Движимый новой заботой, он ещё пару раз выбирался из-за стола, и осматривал лагерь, подсвечивая себе фонариком, батарейкой для которого снабдил его перед поездкой Виктор. Вокруг машины было сухо и в канале воды не прибыло.
Когда вечеринка , обрубленная немногословным атаманом парой слов, закончилась, Иван, лёжа в кузове, долго не мог заснуть, чувствуя, как шевелится брезентовый тент под порывами ночного ветра. И ещё не раз, ночью, он, отогнув брезент, светил фонарём вниз. Под машиной, по-прежнему, было сухо.
И утром, когда они, наскоро перекусив, рассаживались по куласам, в лагере ничего не произошло. Правда, вода в канале прибыла, но совсем на немного. Иван, подчёркнуто обращаясь к Виктору, объяснил всем, что может произойти, если они промухают подъём воды. Майор оказался верен себе, заметив лишь:
- Обойдётся, если за ночь не надуло!
И они отправились в путь, оставив водителя в машине, и наказав ему никуда не отлучаться.
Восток начал чуть сереть, когда они прошли канал. Рассветный култук, человеку, далёкому от охоты, показался бы враждебным, из-за полуметровых волн, кативших с юга и пронизывающего ветра. Но глаза охотников уже выделили на фоне светлеющего неба силуэты уток, мучительно медленно выгребающих против ветра прямо у них над головами. Этого было достаточно, чтобы забыть про такой пустяк, как раздувающийся шторм.
Вправо, на юг, вдоль камышовой стенки, прячась от волн и встречного ветра за камышовыми мысками, отправились двое, получив строжайший приказ Ивана от камышовой стенки не удаляться, и за подранками к середине култука не ходить. И вообще, далеко от входа в канал не отлучаться, чтобы он мог быстро дотолкаться и снять их с номеров.
А, вот, когда они остались втроём и двинулись к северу, у них с Виктором вышел спор. Майор, до сих пор, не вмешивавшийся в распоряжения егеря, наотрез отказался остаться здесь, у входа в канал. Иван планировал расставить вначале своих попутчиков. А самому уйти в самую северную, тупиковую часть култука, чтобы, возвращаясь обратно, собрать по дороге всех. Но майор, быстро сообразивший, что утки тянут с севера, на ветер, пожелал встречать их в заманихе первым. И Ивану пришлось уступить. А, иначе, получалось бы так, будто он бьётся за добычливое место. И оставив у канала Павла, они с Виктором потолкались по ветру. Выбрав место за высоким камышовым мысом, он в последний раз напомнил майору, как следить за уровнем воды, и что следует немедленно бросать охоту, если она прибудет больше четверти метра. Похоже, что последняя информация пролетела мимо офицерских ушей, ибо Виктор за время инструктажа успел дуплетом выбить двух шилохвостей из налетевшей стаи, и взял обоих. Говорить больше не хотелось, и они поспешили расстаться. Виктор скрылся за следующим мыском. И сразу же оттуда послышались его выстрелы, приглушённые ветром. Иван загнал кулас в камыш. Но, прежде чем начать стрельбу, он раздавил пальцами камышинку за бортом, и в образовавшуюся трещину вставил спичку на уровне воды. Соорудив футшток, он немного успокоился, заламывая камыш по своему росту. Теперь можно было начинать блицкриг.

Как и всегда в моряну, охота была пьяняще - азартной. Из-за впереди расположенной камышовой стеночки, как в балаганном тире, каждые полминуты показывались стаи уток, летевших так низко, что порой казалось, будто их можно достать стволами. Молотя крыльями, они медленно выгребали на ветер, слабо реагируя на охотника. Никаких боковых упреждений делать не было нужды. Привычным движением Иван, раз за разом, подводил снизу стволы к силуэту летящего селезня, и чуть приподняв их, закрывая цель, нажимал на спуск. Из-за близости мишени, после выстрелов отчётливо слышался особый звук, с которым дробь била по перу птицы. Крап! Крап!
На хорошем месте в моряну и слабый стрелок набьет кучу дичи.
А Иван стрелял хорошо. С третьей - четвёртой попытки он подобрал точку, битая в которой, птица падала в кулас или рядом с ним. И счёт добычи стал быстро расти. Опустошив подсумки, он набирал патроны из деревянного сундучка и поглядывал на спичку, успевшую погрузиться в воду сантиметров на пятнадцать. Потом, поддавшись азарту непрерывной стрельбы, он пропустил один сеанс наблюдения, а когда, на следующий раз, глянул за борт куласа, то спички на привычном месте уже не нашёл.
- Унесло водой - вяло шевельнулось в голове. И, вроде как, на душе стало легче: больше его ничто не отвлекало. А червячок совести честного егеря притих, после первого же сбитого гуся.
Но спичка никуда не делась. Он увидел её снова, уже случайно, когда марево над горячими стволами стало мешать стрельбе, и он отложил свою двустволку на пару минут. Присев на банку, Иван остывал вместе со своим ружьём, и, давая отдых глазам, бездумно разглядывал стебли камыша, уходившие в воду радом с бортом.
И там, на невообразимой глубине, он вдруг снова увидел свою спичку, воткнутую в камышинку! Не веря своим глазам, он закатал рукав и нетвёрдой рукой попытался дотянуться до неё. С трудом, замочив одежду, достал. До неё было от поверхности с полметра! Обожгла мысль:
- Грузовик и лагерь уже в воде!
Он выпрямился в полный рост, не боясь распугать уток, сразу ставших ненужными. И, словно, сбросив с глаз пелену азартного морока, заново увидел место их охоты. За прошедшие три часа окружающие камыши, будто усохли и убавились в росте. И, словно, подтверждая их беспечность, сильнейший порыв ветра положил на воду колку, разделявшую их с Виктором. На секунду стал виден ватник майора.
Надрывая лёгкие, и радуясь, что кричит по ветру, Иван заорал:
- Уходим! Кончай стрельбу!
Но колка вновь поднялась и разгородила охотников, а прозвучавшие из-за неё три размеренных дуплета показали, что офицер, так просто, сдаваться не намерен. И Иван, чертыхаясь, погнал кулас на звуки выстрелов.
Следующая четверть часа показалась Ивану самой мучительной, потому, что немногословность майора, так нравившаяся в обиходе, в крутой момент обнажила его тугодумство и упёртость .
- Вода прибыла на шестьдесят сантиметров? Ерунда! Ветер стихнет - как пришла, так и уйдёт!-
цедил слова атаман, в пол уха слушая егеря и выцеливая следующую жертву.
.
Чужая, тем паче, начальственная глупость, разозлила Ивана, и он напомнил старшому, что если они застрянут здесь, то никак не смогут вернуться в Астрахань к утру понедельника. Похоже, что это подействовало, потому как офицер опустил, наконец, ружьё.

Когда они все вернулись в лагерь, ничто в нём не напоминало место вчерашнего гуляния охотников. Грузовик, почти по оси в воде, стоял на прежнем месте, на досках. Расторопный водила загодя стаскал весь их скарб в кузов, и сидел в кабине, ожидая команды. И она последовала, как только затащили в кузов куласы, и заняли привычные места:
- Заводи! Поехали!
Но, далеко уехать им не удалось. ЗИС провалился в раскисший грунт, как только съехал с досок.
Через минуту они все уже суетились вокруг машины, пытаясь вновь запихать всплывшие доски под колёса. Но вода, уже залившая подножки кабины, не дала им сделать этого. Лысая резина скользила по мокрым доскам, и машина закапывалась на глазах. Вскоре они прекратили эти попытки.
Когда они перевели дух, повалившись на матрасы, сложенные в кузове, Иван предложил немедленно сматываться отсюда на куласах - пока уровень воды в степи ниже метра и волне негде разгуляться. Но майор вновь продемонстрировал образец краткости, высказавшись в смысле, что быть наказанным за нецелевое использования военного имущества, или - за его утерю - две разные вещи. Лично он остаётся в машине. Пётр и два других офицера поддержали командира. Фёдор слушал разговор молча.
А вода прибывала на глазах. И, помня о том, что моряна дует минимум три дня, Иван вдруг понял, что они могут не отсидеться в кузове. А, когда в степи воды окажется больше полутора метров, то, по метровой волне, и на лодке отсюда не уйдёшь! Он поделился этими соображениями с напарниками, но офицеры вновь ответили отказом. Всё-таки, кузов ещё казался им надёжным местом. Несмотря даже на то, что зыбь - медленные пологие волны - с подъёмом воды стала разгуливать под кузовом машины, пробиваясь сквозь щели в полу фонтанчиками воды и заливая матрасы. Тогда он попросил отпустить с собой Фёдора. Подумав, майор согласился.
Иван боялся, что, Фёдор последует примеру сослуживцев, но ошибся. Старшина мигом оказался в куласе, прихватив, по команде Ивана, шофёрское ведро и запасной шест. Облегчая лодку, Иван выбросил в воду всю добытую дичь, и она, такая желанная ещё три часа назад, мокрыми грязными комьями колыхалась на волнах.
И ещё один, последний раз, он обратился к остававшимся с предложением покинуть машину, и снова без успеха. С тяжёлым сердцем он развернул кулас и надавил на шест.

( Продолжение следует)

По мере того, как они удалялись от машины, камыш на выходе в степь редел и становился ниже. А волна разгуливалась всё сильней. Он запретил Феде глазеть по сторонам, и приказал вычерпывать воду из куласа по мере поступления, то есть, непрерывно.

То, что он увидел, выйдя из камышей, смутило его. Под низким, войлочного вида небом, на месте, где вчера простиралась степь, теперь до горизонта бушевало море - необычное, никогда им не виданное, страшного кофейного цвета. Вода скрыла стволы двух ив, послуживших ему вчерашним ориентиром. Высокие волны бились о кроны деревьев, оставляя среди ветвей космы вырванной степной травы и грязную пену. На секунду Ивану захотелось повернуть кулас назад, к машине. Но он вспомнил о том, что офицеров, когда он уезжал, волны загнали уже на крышу кабины, где они стояли кружком, положив руки друг другу на плечи. Сзади была верная смерть, и понимание этого помогло ему побороть секундную слабость. И он двинул кулас в бушующее море.
Раньше ему доводилось, возвращаясь с охоты к бударке, пересекать на куласе штормовые чистины. Но тут было совсем другое дело: большой и надёжной лодки впереди не было. Ивана вполне бы устроил бугор, оказавшийся на их пути. Но, по закону подлости, гряда спасительных бугров тянулась в полукилометре справа. О том, чтобы повернуть к ним их лодчонку, речи быть не могло. Малейшая попытка подставить волнам низкий борт оборачивалась потоком воды через него. Федька работал ведром, не разгибаясь. И ещё по одной причине они не могли повернуть к буграм: путь преграждали ещё вчера сухие ильмени, в которых сейчас, наверняка, было метра четыре глубины, и гуляли метровые волны. Там их чёлн, потерявший управление, залило и перевернуло бы в один миг. Поэтому, задача Ивана была простой: придерживаясь мелководий, держать кулас в разрез набегающим с кормы волнам, и двигаться по ветру, до ближайшей, на их пути, возвышенности. Когда под днищем была нормальная глубина, и шест маячил, этот план работал. Но когда они пересекали незримые бороздины и ерики, где шест Ивана лишался опоры, становилось совсем худо. Как ни загребал он воду шестом, кулас норовил встать лагом к волне. Осушительный насос по имени Фёдор работал непрерывно. Вновь, нащупав дно, Иван выправлял курс, и получал недолгую передышку. Но на третьем часу их плаванья, когда короткий ноябрьский день уже обернулся сумерками, он понял, что ночь на утлой посудине в бушующем море им не пережить. Надорванные жилы рук, ноющая боль в пояснице и затёкшие ноги напомнили о себе все разом. И до смерти хотелось пить!

- Чем дымить тут, шли бы вы к столу, поели да выпили - вернул Сашу к действительности голос Валентины. Сквозь сизый сигаретный дым, заволакивавший сени, он увидел улыбающуюся Иванову жену, радость которой, теперь, похоже, не могло омрачить ничто. Они проследовали за нею в дом и вечеринка продолжалась. Сидя за столом, Саша в пол уха слушал новые здравицы в честь соседа, и прикидывал, как обернулось бы дело, прими он Иваново предложение.
Надо заметить, что Саша вернулся с фронта с увечной левой рукой, которая во всех делах теперь была слабой помощницей. Он и двустволку-то при стрельбе держал одной рукой.
Окажись он там, Иван не бросил его, и, на месте Фёдора оказался бы он…
Выходило, что отказавшись от поездки, он спас жизнь молодому парню.
Ему хотелось дослушать рассказ соседа, не меньше, чем Ивану - выговориться. Потому вскоре приятели вновь закуривали, усаживаясь в проветренных и потому выстуженных сенях. И хозяин продолжил свой рассказ.

Сумерки сгущались над бушующим морем. До Фёдора тоже дошла вся безысходность их положения. Он попытался поднять голову, но Иван окриком заставил его вернуться к прежнему занятию.
Но судьба сжалилась над ними. В наползавшей ночи прямо по курсу Иван разглядел громадную скирду. Их несло прямо на неё. Но приставать с наветренной стороны, о которую разбивались волны, было нельзя. У Ивана была всего одна попытка для того, чтобы помешать ветру и волнам пронести их мимо спасительной горы сена. Он впритирку провёл кулас вдоль торца скирды, и, буквально юркнул в спасительный затишек. Ещё не веря своему счастью, они отдышались, закололи оба шеста в сено на разной высоте, и привязали к ним свой ковчег. А потом взобрались наверх. Там Иван повалился без сил, и, молча, наблюдал, как Фёдор вырывал в сене окоп на двоих.
В этой сухой и непродуваемой норе Иван стал медленно согреваться, высушивая на теле отсыревший ватник и мокрые стегаши. А, согревшись, провалился в сон. То был набор картинок суточной давности: утки, вспыхивающие в воздухе выбитым из них пером… оставшиеся на кабине грузовика друзья… волны, разбивающиеся о лобовое стекло возле их ног…утлый кулас среди неистовых грязных волн. И поверх всего этого сумбура, разливалось во сне ликование его души:
- Я жив! Я буду жить!
А моряна баюкала гулом волн и свистела в травинках возле уха.

Но потом в его тело вошло новое ощущение: сквозь сон он почувствовал, как медленно, но явно, скирда под ними изогнулась, и пришла в движение. Он разлеплял непослушные веки, а его душа, жаждая отдыха и покоя, кричала:
- Нееет! Не хочууу!
Проснулись они с напарником одновременно. В, принципе, ничего страшного для них не произошло. Всплытие скирды означало лишь, что вода продолжала прибывать. Посветив фонарём вниз, и убедившись, что кулас на месте, а скирда не разваливается, они снова залезли в спасительное тепло. Но до рассвета уже не уснули.

Следующие два дня они провели на скирде среди беснующихся волн. Яростная моряна ходко гнала её на северо-запад. Одежда на них высохла, и холод больше не мучил их ночью. Друзья по несчастью часами наблюдали за тем, как их, сработанная на совесть безвестными колхозниками, скирда величаво проплывает мимо редких ориентиров - деревьев и камышовых грив. Говорили они мало. Еды у них не было, да есть и не хотелось. Но жажда начала мучить их с утра вторника, когда они допили чай из своих фляжек. Они подняли наверх ведро глинистой жижи, из которой состояло штормовое море, надеясь, что она отстоится, и у них будет вода.
Курева не было тоже, но тут они пришли к согласию, что это и к лучшему: на ураганном ветре риск поджечь скирду - спасительницу был велик.
В полдень вторника их пловучая гора Арарат, похоже, нашла меляк, и остановилась, не доплыв считанных метров до камышовой гривы, двойной дугой протянувшейся поперёк их курса.
Ближе к вечеру Иван нутром почувствовал, что моряна выдыхается. Дула она, по-прежнему, напористо, но неистовые порывы ветра стали реже, а потом и вовсе прекратились. Он не стал понапрасну обнадёживать молодого напарника, и. мучимые жаждой, они старались уснуть поскорее.
Хоть спал Иван крепко, но, то, что ветер стих, почувствовал сквозь сон. А потом на них покрапал дождик, которым часто заканчиваются астраханские моряны. Уже зная, что дальше последует мороз, он отвернул ушанку, и заснул основательно.
На рассвете его разбудил звон, как от разбиваемой стеклянной витрины, резкий толчок напарника локтем в рёбра, и тревожный шёпот Фёдора:
-Что это, дядя Ваня?

( Продолжение следует)

В рассветных сумерках они выбрались из своей норы и были поражены увиденным: до горизонта раскинулась мирная безводная степь, укрытая панцирем растрескавшегося льда и припорошённая инеем! Пар от их дыхания поднимался вверх в неподвижном воздухе, розовея в лучах восходящего солнца.
Их скирда стояла на валу возле сухого ерика, берега которого заросли камышом. Навалившийся ночью холод заморозил нагонную воду на пике её уровня. Ветер стих, вода отступила, а лёд, подпираемый вмёрзшим в неё камышом, остался на весу, образуя прозрачную крышу над ериком. В нескольких местах эта крыша обвалилась. Ночной звон разбитого стекла получил объяснение.
Друзья по несчастью не знали, куда их занесло, и не собирались отправляться в обратный путь немедленно.
Они спустились на землю и, дивясь, гуляли в русле ерика под ледяной крышей, пока не услышали звук автомобильного мотора. Помогая друг другу, напарники выбрались из канавы в степь, и пошли навстречу приближающейся машине.

Вместо эпилога
Вот такую удивительную историю рассказал мне старый охотник Александр Иванович Исаев. Он же сообщил, что злополучный ЗИС и тела всех погибших офицеров позже были найдены. Но, при всём уважении к рассказчику, масштабы описанного бедствия, его, если угодно, былинность, вызывали некоторое сомнение. Но, вскоре, я стал обладателем «Атласа Астраханской области», изданного Федеральной службой геодезии и картографии России в Москве, в 1997 году. И в нем, на стр. 16, в разделе «Непериодические колебания уровня моря», в таблице «Нагоны» я нашёл подтверждение всему сказанному. Та Великая Моряна буйствовала с 10 по 13 ноября 1952 года, и была самой разрушительной за всю историю наблюдений. Подъём уровня воды составил 3,7 метра! Интенсивность подъёма - 20 сантиметров в час! Ширина зоны затопления побережья- до 50 километров!
Сухие цифры справочника дали ответ на мучивший меня вопрос - почему погибшие офицеры не попытались спастись, оставаясь возле машины, но в куласах? Связали бы все куласы в кильватерную колонну, завязались за машину и отсиделись! Атлас даёт ответ: при подъёме воды на 3,7 метра камышовая крепь, до поры защищавшая машину и людей, оказалась полностью под водой и двухметровые волны, разгулявшиеся в открытом море, беспрепятственно достигали места, где застрял ЗИС. Люди, вовремя не покинувшие его, были обречены.
Стало понятно, что воспоминания жителей понизовья о множестве лодок, сейнеров, и баркасов, заброшенных в степь, о насыпи железной дороги, размытой в нескольких местах, о бедствовавшей Лагани, о погибших рыбаках и охотниках относятся именно к той моряне.

А, что же, герои нашей повести? Главный из них, Иван Иванович Саликов скончался давно, ещё в прошлом веке. То, что совершил этот человек осенью 1952 года, роднит его с героем рассказа «Низвержение в Мальстрём». Оба они, когда у их ног разверзлась преисподняя, смогли осознать, что путь к спасению лежит через ад, и, не раздумывая, шагнули в него, расставшись с островком иллюзорной безопасности. И вышли победителями. Но герой Эдгара По - вымышленный, а И. И. Саликов - реальной человек, астраханец, наш современник.
Александр Иванович прожил долгую жизнь и умер совсем недавно, в 2008 году, на девяносто втором году жизни. Эпитафия на его могиле гласит:
«Храбрый солдат,
замечательный
танцор, охотник,
муж, человек».

Добавлю от себя: и рассказчик.

Ильинка Ноябрь 2010 года.

Да....Володь....вот это да....вот ведь как жизня учит...ошарашен прочитаннным...да....дела... :cry:

действительно, слов нет. потрясена. Спасибо, Владимир!

Алёна! Пчеловод!
Спасибо на добром слове вам обоим!

А что это было? Отчего появились все эти мои посты? И, почему я не могу их удалить?