Великое сидение

Мужество - это умение ждать.
Тамерлан

По части украсть или сломать астраханскому мужику равных нет
Местная поговорка


Вернувшись с Севера при больших деньгах, Серёга Красноруков исполнил свою давнюю мечту, и купил водометный катер «Амур». Это был, как сказали бы сегодня, эксклюзивный экземпляр, в котором местные умельцы заменили хилый москвичёвский мотор на ЗИЛовскую восьмёрку. Жрал бензин этот монстр нещадно, но в семидесятые годы прошлого века, когда происходили описанные здесь события, бензин стоил дёшево.
Покатав летом по Волге жену и съездив несколько раз на рыбалку, новоиспечённый судоводитель к осени созрел для дальних походов на Каспий. А, так как охотник он был тоже начинающий, то пригласил на первую поездку компаньоном Фёдора Мелешкина, охотника заядлого и знавшего на море входы - выходы. И, недаром, носившего прозвище Блудный. Впрочем, по другой версии, эту кличку он заслужил, благодаря многочисленным победам на сердечных фронтах. И, вот, погожим днём в первой половине октября 197... года снаряженный и заправленный под пробки «Амур» полетел вниз по Волге, унося наших охотников. Краснорукова - от верной жены, а Фёдора, находившегося в очередном разводе с очередной женой - от матери.
Большому кораблю - большое плаванье. Помня об этом, друзья решили не задерживаться в ближних култуках, а двинули прямиком к острову Макарчёнок.
При всей своей опытности Фёдор находился на борту мощного катера впервые, и с любопытством наблюдал, как водомёт мчался по мелководным тогда ещё раскатам, и как мелькали, влетая под днище, водоросли и участки песчаного дна. Ему подумалось, что «эта орясина», как он назвал про себя катер вначале, по проходимости даст фору и «Крымам», не говоря уже о всяких «Прогрессах» с подвесными моторами. Благоприятное впечатление не портили даже вынужденные остановки, когда хозяин глушил мотор, и, открыв лючок на водоводе, срезал водоросли, намотавшиеся на ротор. Пять минут тишины - и полёт возобновлялся.
Два дня на море пролетели, как один миг. Надо заметить, что приятели начали охоту, когда несильная морянка уже начала стихать, и к исходу второго дня наступил полный штиль. Как водится при этом, дичь перестала летать вовсе. Но, друзья не грустили: в основном, стараниями Фёдора катерные сусеки были полны битой птицы, и решено было пускаться в обратный путь. Сергей прогрел мотор и в солнечный воскресный полдень они понеслись на север по проливу, разделяющему острова Макаркин и Макарчёнок. И сразу намётанный глаз Фёдора заметил, что вода ушла: камыш, росший в колках, был замочен выше уровня воды сантиметров на пятнадцать - двадцать. Ещё веря в особую проходимость водомёта, он не обеспокоился, когда они вылетели на мель. Друг Серёга привычно поколдовал над лючком, срезал траву, и стал газовать, переключая реверс взад-вперед, размывая канаву под днищем для разбега. И они выскочили на глиссирование ещё раз. Но Фёдор уже стал понимать всю неприятность ситуации, и, главное, то, что хозяин катера - водитель совсем неопытный. Кто бывал в дельте, знает, что на широких разливах самые глубокие места - вдоль колок и камышовых стенок, где, обтекая их, проходят невидимые потоки - банчины, или, по–другому, жилки. Там глубже, и меньше травы. Фёдор сказал об этом другу, но тот, не вняв, гнал катер по простору. И они стали цеплять днищем меляки - раз за разом, теряя скорость, и садясь в воду всё глубже.
- Давай ближе к камышам! - заорал Фёдор, но было уже поздно. Они вылетели на следующую отмель.
И, как ни старался хозяин, как ни дёргал катер , размыть стартовую канаву на этот раз не получилось.
Они надели сапоги, и вылезли из катера оба. Но «Амур» не «Крым» - его не облегчишь весом двух пассажиров. И, немного потолкав его, для приличия, друзья залезли обратно.
Сказать, что они очень уж огорчились этому - значит покривить душой. На борту было полно припасов. Дичи, хлеба, чая, сахара, конфет, печенья, картошки, лука, моркови. Да, что там, морковь! У них оставалась даже водка! И, поэтому, путники разогрели на паяльной лампе вчерашний суп из чирков, наполнили стопки, и Серёга, вместо тоста сказал
- Да, и хрен с ним! Не грусти, Саныч, завтра встанем пораньше, снимемся и полетим!
Фёдор, обязанный явиться завтра на работу в поликлинику к десяти утра, не разделял оптимизма друга:
-А если вода за ночь не прибудет? - бормотал он, вылавливая из банки один из последних огурцов.
Но, Красноруков, на правах хозяина, быстро налил по второй.
- Прибудет! А, куда же она денется, ведь море же! - изображал он бывалого моряка.

Припасов у них было, действительно, немало. И, зная, что завтра к обеду они худо- бедно доберутся домой, друзья не экономили. Стелили постели и ставили тент уже в темноте, на изрядном подпитии. И то, что среди ночи раздулся резкий северный ветер, они, лёжа в тёплых спальниках, не почувствовали.

- Во, блин! - разбудил Фёдора на рассвете сиплый голос напарника - А где же вода?!
- В каком смысле - где? - автоматом ответил Фёдор. А, потом, усилием воли включил больную голову, заставил себя сесть, и выглянул за борт. Пейзаж был запоминающийся: вокруг, сколько видел глаз, простиралась сырая песчаная равнина, на которой зеленели колки. В понижениях возле них блестели редкие лужицы воды . Совсем мелкие - пальца два глубиной. Их «Амур» плотно и неколебимо лежал на одной из возвышенностей. Обсохли.
Такое дело следовало обмыть. Опохмелившись, друзья начали свыкаться с новой ситуацией, и, подумав, пришли к выводу, что происшедшее не смертельно. Не считая того, правда, что Фёдору надлежало сегодня, буквально через полтора часа, явиться в поселковую поликлинику, и вести приём больных, маявшихся зубами. Но, наши друзья ничем не могли помочь страждущим. Ни сегодня, ни в ближайшее время. Непреодолимая сила, однако!
И, вообще, сельчане, которым не повезло с зубами, за многие годы общения с охотником, а, по совместительству, с сельским зубным врачом Фёдором Александровичем Мелешкиным, имели время понять, что гарантированное советским государством медицинское обслуживание с началом охотничьего сезона продолжает оставаться доступным с известными оговорками. Только неисправимый оптимист, мучаясь кариесом, или пульпитом, мог явиться на приём, в день, когда выпадал первый снег, по которому Фёдор любил тропить русаков…

Кипячёной воды им хватило на завтрак впритык, но набирать сырую было негде. Они выкопали мисками в песке колодец полуметровой глубины, и решили эту проблему.
Утки, взволнованные превращением моря в сушу больше людей, мотались вокруг компаньонов на протяжении всего утра. И, соорудив оазис в пустыне, друзья решили не терять время даром. Набили карманы патронами и разошлись на днёвку.
Так приятели зажили среди обсохшего моря. И жизнь эта сопровождалась каждодневными утратами и ограничениями. После решения проблемы с водой сразу же возник соляной кризис.
Они стреляли уток, и сносили их к катеру. Было ещё совсем не холодно, дичь следовало потрошить и солить. Но, оказалось, что их запасы, хоть и велики, но не рассчитаны на долгое сидение у моря. Соли оставалась только одна пачка. Правда, ранее убитая птица была уже присолена. Этим и воспользовался практичный Фёдор. Он переливал тузлук из ранее засоленных тушек в свежеразделанные. И, готовил суп, не промывая солонину, сводя, тем самым, расход незаменимого продукта к минимуму.
Его напарник бурно пережил истощение запаса водки, которое наступило в первый же день их сидения, за обедом.
Вволю наругавшись однообразным и незатейливым матом, приятель нервно курил сигарету за сигаретой, картинно бросая за борт длиннющие окурки. И некурящий Фёдор, поняв, что в ближайшее время его ждёт очередной сеанс мата уже по поводу окончания сигарет, при удобном случае, незаметно от соседа, собрал все бычки и спрятал до времени.
А северо-восточный ветер продолжал дуть, понемногу усиливаясь.
Во вторник утром, убедившись, что воды нет, и скоро не предвидится, Фёдор взял управление их жизнью в свои руки. И, первое - наперво, провёл ревизию их припасов. Хлеба было две с половиной буханки, и он предложил ограничить потребление мучного двумя кусочками в день на человека. Отведя душу матом, Серёга согласился. Нормированию подверглись все продукты, имевшиеся на борту. Теперь они уже рассчитывали на худшее, и растягивали продукты на неделю.
А ветер не унимался. По привычке они ходили на охоту, но занятие это не приносило им прежней радости, так как выглядело бессмысленным.
Проснувшись, в четверг утром, они обнаружили, что вода прибыла. Но, словно в насмешку, совсем немного, сантиметра на три. Из пустой водочной бутылки, воткнутой в песок, они соорудили футшток, нанеся на этикетку риски, и с наблюдения за этим прибором отныне начиналось каждое утро. В этот же день у них кончилась заварка, а у напарника - сигареты. И Фёдор удостоился одобрительного матерка, когда, после обеда, одарил напарника припасёнными окурками.
В пятницу и субботу ветер то притихал, то раздувался вновь. И от этого уровень воды колебался вверх - вниз на пару сантиметров. Надо ли говорить, что каждый подъем вызывал энтузиазм сидельцев, а каждое падения уровня - поток эмоций капитана.
Своим сквернословием он достал Фёдора за прошедшие пять дней до печёнок. А ещё тем, что не брился и не мылся. В отличие от медика Фёдора, соблюдавшего правила гигиены неукоснительно, и ежедневно, независимо от погоды, умывавшегося до пояса.
А ветер, меняя направление с северо-восточного на северный и обратно, всё дул и дул.

(Продолжение следует)

Великое сидение Часть 2

Ветреным воскресным утром они сидели в катере, хлебали опостылевший утиный суп и доедали последние куски хлеба, когда с юго-запада до них донеслись ослабленные ветром выстрелы. Сидельцы побросали ложки и помчались на звук. Примерно, в километре от их стойбища, они обнаружили неглубокую жилку, которая вела прямиком к Главному Банку. В ней покачивались на мелкой ряби пара «Прогрессов». Гладко выбритые охотники завтракали после утрянки. Собственно, завтрак уже заканчивался. Стоя в воде вокруг сервированного бака лодки, они пили кофе и ели бутерброды с маслом и сыром. И, эти люди, в чистых штормовках и стираных свитерах, с любопытством и удивлением смотрели на неопрятных путников, непонятно как очутившихся среди моря. Слово, как менее одичавший, взял Фёдор. Лаконично и красочно он обрисовал всю тяжесть их с напарником положения. И уже через несколько минут они с Сёргеем были накормлены разными вкусностями, напоены водкой и кофе , и, даже, уложены спать в «Прогрессе».
-Не стесняйтесь, мужики! Лежите, отдыхайте, хозяйничайте, пейте и ешьте, что найдёте в лодке - сказали им их новые друзья, расходясь на днёвку.

Вернулись хозяева часа через два, Наши робинзоны с тоской наблюдали, как счастливчики укладывают вещи по-походному и завидовали им: уже через три часа они будут дома. Когда «Прогрессы» унеслись, и стих шум моторов, Фёдор и Серёга побрели к себе. В пакете они несли то, что собрали для них уехавшие доброхоты: четыре пачки сигарет «Прима», заварку, сахар, соль, пару банок «Кильки в томатном соусе», по кусочку колбасы, сыра, и пару кирпичей хлеба.
После просторного кокпита «Прогресса» жилое пространство «Амура», стеснённое громадным двигателем, казалось теперь коротким, и Фёдор страдал оттого, что не мог вытянуть ноги.
Начиная с понедельника, ветер стал потихоньку униматься. И послушная ему вода к полудню вторника затопила все окрестные косы. Кроме самой высокой - той, на которой застрял их катер. Ещё через день ветер стих, и вода вернулась к уровню начала их сидения. Но это уже не вызывало энтузиазма, ибо катер был так же недвижим, как и двенадцать дней назад. И, вообще, им надоело всё. А особенно они надоели друг другу. Они даже не разговаривали с того времени, когда, вернувшись из гостей, Красноруков стал рассуждать про то, как можно было бы уйти отсюда пешком, и, что он так и сделает, если (мать - перемать) вода не прибудет немедля. Фёдор стал объяснять незадачливому судоводителю, что пешим ходом дельту нельзя покинуть даже в начале зимы, по молодому льду. А о том, чтобы сделать это сейчас , и речи быть не может. Ведь суша здесь - это россыпь островов, заросших непроходимой камышовой крепью, и разделённых стремительными протоками. Всё, что удастся - это дойти до первого острова. И не факт, что получится пробраться на берег, выходящий к банку, где ходят лодки и баркасы.
В общем, прописные истины, известные даже низовским школярам, но капитан стал возражать и кипятиться, пока Фёдор не обозвал его нехорошим словом.
-Сам ты …ак - обиделся хозяин катера, и они перестали разговаривать. Фёдор даже не протестовал, когда сосед курил по ночам. Отчасти, потому, что табачный дым перебивал запах немытого капитанского тела.
Ночью Фёдору снился прекрасный сон. Будто они, весёлые и свободные, неслись куда-то вдаль на катере, который кренился в поворотах и покачивался на пологих волнах. Ощущение было настолько реальным, что он проснулся. Красноруков тоже не спал. Он закашлялся, а потом стал вылезать из спальника, и Фёдор, продолжавший лежать, спиной почувствовал, как раскачивается на воде «Амур». Это задышавшая с вечера морянка добавила к уровню воды спасительную пядь.

Укладка вещей по-походному была произведена в тишине и молниеносно. Было раннее субботнее утро, и они перекусили на дорожку, прежде чем Серёга завёл мотор.
Двигаясь вдоль Макаркина острова, они миновали Второй Перелаз, вышли в Жеребячий ерик, и через полчаса были уже у тони Мартышка. Фёдор, терзаемый мыслями о больном сердце матери, уже стал высчитывать, как скоро, двигаясь, так же ходко, они окажутся дома. Но их движение на север прервалось на траверзе села Житное самым неожиданным образом. Скачала, Фёдор отметил, что капитан как-то странно ёрзает на своём сидении и сбавляет ход, но потом переключил внимание на встречный «Крым», а, точнее, на его водителя. Это был их односельчанин Олег Носов, приятель Краснорукова. Земляки заглушили моторы, сошлись бортами, и Олег поведал удивлённым сидельцам, что жена Краснорукова, не смирившаяся с пропажей мужа, наняла для его поиска пятерых мужиков(включая его, Олега) с моторными лодками, и оплатила спасателям бензин и провиант . А, кроме того, каждому участнику поисков было обещано по пятьдесят рублей за день поисков. Ответом на эту удивительную информацию были матерки Краснорукова, но Фёдору было недосуг разбирать, что выражала эта брань: восхищение преданностью жены, или протест против её расточительства. Как бы то ни было, Серёга пожелал немедленно заехать в Житное, купить водки, чтобы отметить спасение, встречу односельчан, и …вообще. Протесты Фёдора, желавшего, поскорее вернуться домой, приняты в расчёт не были, и он успокоился лишь после того, как ему удалось добиться от Носова твёрдого заверения, что мать жива и здорова. Он сидел, как на иголках, пока капитан « Амура» и его спаситель распивали водку, и немного успокоился лишь после того, как эскадра снова двинулась в путь.
То ли от выпитого, то ли оттого, что сзади строем «пеленг» шла лодка Олега, и капитан «Амура» чувствовал себя адмиралом, но Красноруков пребывал в прекрасном настроении до самого конца их пути. Только этим можно объяснить его последний манёвр. Уже подлетая к пологому поселковому пляжу, он заложил на отмели крутой вираж, а на возмущённые крики Фёдора, обернувшись, весело прокричал:
- Круг почёта! Всего один! Мы…
Но договорить он не успел. Лежавший на пляже якорь, попав под днище «Амура», вспорол его, как нож консервную банку и вода фонтаном хлынула в катер. Серёга, к его чести, среагировал правильно: дал полный газ, выбросил катер на пляж и заглушил мотор.
Фёдор, во время пути деливший и паковавший дичь, молча, перешагнул через борт, вынул из катера рюкзак, ружьё, и мешок со своей долей добычи, взвалил на себя поклажу, и, не прощаясь, зашагал прочь.
В понедельник он со смешанным чувством разглядывал свой портрет в траурной рамке, висевший в фойе перед регистратурой. Фотографию дополняли проникновенные слова. Такая чуткость коллег внушала оптимизм, и он вошёл в кабинет заведующей без особой опаски. Но уже через час он был свободен, как птица, предпочтя увольнению за прогулы уход по собственному желанию.
Разумеется, он не остался без работы. Зубных врачей и техников хронически не хватало по всем окрестным сёлам.
А с Серёгой они больше на охоту не ездили никогда. Конечно, капитан достал напарника за время великого сидения. Но и Фёдор был хорош. То, что сделал он - оставил после совместной охоты хозяина наедине с неразгруженной лодкой - по местным понятиям считается выражением крайнего презрения. Так что, похоже, они были квиты.

Хорошо,конечно-водомет,только тяжелый и прожорливый,как танк!А что,в реале такой прилив/отлив возможен?

В рассказе описаны реальные события, приключившиеся с другом моей юности Валерием Лемешкиным. Все основные детали рассказа - двухнедельное сидение среди моря, портрет в траурной рамне на работе, якорь, пропоровший катер в конце эпопеи - всё так и было. Вообще, я пишу сборник рассказов под общим названием "Дыхание Каспия" Вот этот рассказ описывает - что происходит с людьми, когда Каспий делает вдох. Но, будет вам рассказ и про его выдох - "Моряна-52"
А, что касается Вашего вопроса про прилив-отлив, то северная часть Каспия(авандельта) имеет очень пологий рельеф. На расстоянии от берега в 15-25 километров глубина, практически, не изменяется. В семидесятые годы в авандельте было воды в полколена,и, понятное дело, при усилении северного ветра можно было обсохнуть. Сейчас уровень Каспия вырос на 115 сантимтров, и там, где герои рассказа бродили в коротких сапогах, сегодня не пройти даже в резиновом костюме. Глубоко. Соответственно, так сильно обсохнуть сегодня там нельзя

Красиво сказано.

delta, на одном дыхании прочитала! Еще хочу-у-у-у!!!